Llefelys Townsend
Ллевелис Таунсенд
|
It's not what a movie is about, it's how it is about it |
возраст и дата рождения: | занятость: | страна проживания: |
Окна в мастерской высоко, виден только небольшой клочок неба. От этого летом, когда небо по вечерам становится золотистым и густым, кажется, что солнце садится очень быстро. Не садится даже, а падает, как яичный желток в тесто - это маленький Ллеу часто видит на кухне, когда мать готовит. Как комок глины на гончарный круг - за этим наблюдает в мастерской отца. Он всегда надеется, что то, что будет из этой глины, не удастся, треснет в печи. На выбраковке ему можно рисовать остатками глазури. Тарелки он любит особенно сильно: их можно прилепить сырой глиной и раскрутить на круге, тогда если нарисовать похожие картинки, кажется, что они двигаются.
Потом тарелок в мастерской становится меньше, вместо кругов появляются болванки, чтобы делать из них трубы, и незачем Ллеу постоянно отвлекать отца от важного. Потом пирогов, которые готовит мать, становится меньше - теперь для этого есть кухарка и другие слуги, и ни к чему ему болтаться среди них. Ллеу все равно болтается. Это тут он слышит, что его отец, Лоуренс Таунсенд, не просто очень занят, а строит унитазную империю - всех размеров и форм, с росписью внутри и снаружи, выдумкой и фантазией.
- А что такое империя? - спрашивает Ллеу. Новые слуги - все англичане, потому что деньги на это есть - отмахиваются от него, плохо понимая, что там за кимрег клокочет у мальчонки в горле, а кухарка просто дает ему кусок сахара, отколотый от свежей сахарной головы, и такой же дает посыльному, который эту голову доставил. Дела идут хорошо, в бакалейной лавке, откуда этот сахар и приехал, целыми днями только и говорят, как в Лондоне - в самом Лондоне - люди, когда им нужно по нужде, уже говорят, что идут не справиться о лошадях, а на окраину города - ну же, в Таунсенд, жаль, что новых поставок не будет, а что, нашли, кто это сделал? Такая страшная смерть, муж сестры садовника там был, пытался отмыть кровь, но не смог, потому что пытался отмыть содой, а нужно было - Чудодейственным и всеотмывающим порошком доктора Тау, его продают в лавке на углу, рядом с гадалкой. Гадалка уже теперь знает, что никого не найдут, но ей нравится смотреть, как констебль пытается одновременно вершить закон и строить свою личную жизнь с горничной Таунсендов. За горничной ухлестывает еще молочник и сын плотника, но она спешит - потому что с новым хозяином и тем, как они постоянно ссорятся с прежней хозяйкой, непонятно, как теперь все обернется - и успевает выйти замуж точно за неделю до того, как всем слугам дают расчет, потому что семья все равно переезжает в дом поменьше. Только старая нянюшка остается, потому что идти ей некуда, и она растила еще маму Ллеу, и говорит на кимреге, который, правда, в доме теперь запрещен, потому что с кимрегом далеко по жизни не уйдешь. Но она и на кимреге говорит так, что Ллеу в свои шесть ее совсем не понимает.
Она говорит:
- Империя - это то, что всегда разрушается.
Проходит много времени - уже зажигают свечи - когда его наконец-то принимает мистер Фрай. Ллеу волнуется, хотя волноваться ему незачем. Да, пускай когда-то его выставили из конторы мистера Фрая после трех недель работы. Но ему тогда было одиннадцать, и дело тут не в мистере Фрае, банкире - точно так же его выставили из подмастерьев керамиста, учеников садовника и даже собирателей местных песен и сказок, хотя для этого вообще ум не нужен. Дело не в мистере Фрае, просто в одиннадцать Ллеу просто совершенно не годился для работы. Он и в двадцать шесть не годился бы. Просто повезло, что он умеет рисовать и понимает, что и как нужно делать, чтобы зарабатывать на этом деньги.
Он рисует уже давно. Все лавки на много миль вокруг в его вывесках. Все газеты - в его рисунках, призывающих купить чудо-что-угодно-от-чего-угодно-теперь-с-ароматом-банана. На всех окрестных ярмарках лицедействуют на фонах, который он нарисовал. Детям покупают игрушки-фенакистископы с картинками, которые он сделал. Фенатископы Ллеу любит и сам, он снимает крышку, раскручивает их просто так - это напоминает о времени до того, как все сломалось. Его работы легко узнать - каждый раз, когда он рисует женщин, они выглядят, как Сара Фрай. У одной такие же туфельки, у другой прядь волос так же выбивается из-под шляпки, третья улыбается - ну точно банкирская дочка.
Будь Ллеу умнее, он сто лет как жил бы в Лондоне, подальше от ссор мамы и Гэвина, хорошего отчима и ужасного мужа, которые и на другом конце города долетают до него. Но сложно быть одновременно умным и влюбленным - говорят, потому убийцу его отца так и не смогли найти. Потому Ллеу все еще здесь, хотя мог бы делать втрое больше денег. Хотя собрал проецирующий фенакистископ, с которым ему и Лондон не особо нужен, а можно стать богачом прямо тут, в Уэльсе, и не увозить Сару далеко от родителей - если, конечно, они не против, потому что сама Сара не против, а Ллеу готов к любым трудностям и условиям.
Не готов только, что ему откажут.
Через неделю Ллеу покидает родной город, но там о нем все равно все знают. Обязательно ведь кто-то отправится на ярмарку потолкаться среди других зевак. Тут продают жеребят, там соревнуются, у кого кабачок побольше вырос - а прошлогоднюю победную тыкву, которая выглядит точь в точь как профиль королевы видали? Вон там можно посмотреть, на проекторе, в шатре, нарисовано - глаз не отвести, а конце тыква превращается в королеву Викторию, храни ее Господь - в Лондоне такое бы вовек не показали. В Бате вот не показали - слышали ведь, что Таунсенд не приедет в этом году, потому что отправился в Бат? Все огорчены, особенно актрисы, но зато вон яблоки в карамели вынесли. Вкусные, в Бате таких не сыщешь, в Бате все только пьют воду и ходят смотреть, что там снова сделал Ллеу. Ллеу завел кошку и фотоаппарат. Кошку он рисует, а потом фотографирует и показывает в оптическом зоотропе. Она черная с белой манишкой и носочками - левый задний порван. Это самая известная кошка Бата, Ллеу потом подарит ее девочке, которую снимает, потому что ей очень страшно - он ведь наставляет на нее фоторужье, которое выглядит нелепо, а звучит страшно. Как плачет девочка, смотрят в Бате, а потом по поместьям, а в Лондоне уже не смотрят. В Лондон он приезжает уже с целой кучей других историй на любой вкус. Зеваки у клубов и театров говорят, что одну историю он никогда не снимет - это как его отчим убил его мать, и его повесили за это. Потому Ллеу Таунсенд и сказал, что не станет работать с полицией и на казнях, хотя на эти хронофотографии детей целыми классами водили бы - отбоя не было бы. Хотя фотографии длинные, детям выдержать сложно - их 20, а потом сразу 50, а потом - слышали такое? - 100! Сто фотографий оптический театр укладывает в историю - и таких историй у него тьма. И говорят тихим шепотом, когда вокруг тьма и только впереди светится экран, что Ллеу Таунсенд не собирается останавливаться.
Говорят, Ллевелис Таунсенд строит империю.
Ллеу - человек, который умеет делать деньги из воздуха, темноты и источника света, но для души рисует чудовищные картины, и ему это нравится. Он зашивается на работе, но всем и каждому скажет, что не работал ни дня в жизни (не считая года в одиннадцать лет, когда он работал, и это не понравилось ни ему, ни тем людям, на которых он работал). Несмотря на короткое школьное образование, у Ллеу быстрый ум и хорошо развитая фантазия. Он не боится рисковать и всегда спешит попробовать что-то новое. Это на порнографических карточках любой может легко срубить денег, а вы попробуйте снять, как разворачивает листья папоротник или как рабочие в порту разгружают чай. Ллеу пробует - и многое ему удается.
Он только однажды пытался создать семью, а потом перестал, со временем решив, что мистер Фрай, вообще-то, был прав - жизнь у него долго была беспорядочной, полной переездов, актрис, циркачек, отдыхающих - в общем, с семьей такое было бы сложно, а он слишком хорошо видел, какими бывают неудачные семьи, чтобы понимать, что иногда лучше не иметь вообще никакой.
Ничем особенным внешне Ллеу не отличается, хотя не отказался бы от фото-глаза - вот интересно, он снимал бы только свет или и цвет тоже? Вот было бы здорово показывать такое на экране!
Деймон Ллеу - шмель Гвидион. Никто, включая Ллеу, не знает, почему так получилось, но хотя бы это шмель, никто не умеет различать шмелей по полу, так что вопросов, по крайней мере теперь, это не вызывает. Гвидион считает, что им стоило бы бросить кино и заняться настоящим творчеством, поднять революцию в живописи, свалить каноны и создать новые, из цветных пятен. Ллеу его не слушает.
Автоматонов Ллеу еще не снимал, а потому очень заинтересован в них. Не уверен насчет идей о равноправии и браках - деревянные ноги помогают ходить, но ведь мы не спешим греть их зимой в тазике, но, ведь мы и не лишаем людей с деревянными ногами права зваться людьми.
Скорее агностик, чем искренне верующий.
Связь: есть ведь
Рут так и знала, что потолочные балки — это слишком сильная магия, и не стоит использовать ее. Но по пути к могильникам качало так сильно, что впору было подумать, что Клир-Айленд чувствует, кто тут просто праздный отдыхающий, а кто и правда хочет прильнуть к древнему месту силы, и тех, кто и правда хочет, готов оставить тут навечно. По пути к могильникам качало так сильно, что Эшби указало. Рут считала, что людям, у которых душа вот только что проблевалась, можно давать какие-то поблажки и прощать потолочные балки. В конце концов, раз уж она приехала сюда, а в какое-нибудь Лландидно, или даже Бат, то пусть хотя бы остальные дни будут совсем другими. Вот Рут, уже лежа в постели, и считала балки одна за другой — их было пять — загадав, чтобы этот шторм они вспоминали со смехом.
Кто же знал, что получится именно так, и смеяться, может, и получится, но только нервно, потому что то, что было вчера, оказывается, штормом вовсе не было. И с такой магией кто-то еще удивляется, почему у ведьм часто бывает плохой характер.
Эмили каким-то невероятным образом сохраняла присутствие духа и интерес хоть к чему-то. Может, это близость могильника так на ней сказывалась. Лично Рут хотелось запереться где-то в тепле и попивать грог у растопленного камина. Но тут уж наверное кому чего не хватало. И потом, из-за нее поднялся шторм, и, хотя Эмили совершенно не нужно было об этом знать, Рут все же хотелось хоть как-то загладить вину. Пусть хотя бы могильником.
Но сказать об этом она все равно не успела из-за Аделаиды "в некотором роде коллеги" Кейн — у Рут не было никаких планов на детективную карьеру, но даже ей стало вдруг приятно и даже лестно слышать, что именно так их с Эмили назвали — и ее кузины. Интересно, что привело сюда их. Неужели что-то успело измениться, и вместо Бата Лондон приезжал вот сюда?!
— Женщины мы тоже в некотором роде, — парировала Рут, — не стоит заранее огорчаться.
Она надеялась, что кузина Аделаиды не спросит, в каком роде они не женщины, потому что ответа на это у Рут не было вообще никакого, и чтобы отвлечь внимание, она горячо поддержала Эмили.
— И могильник. У нас огромные планы на могильник, это что-то что-то и как-то как-то, и тишина-благодать. Мы вот как раз собирались выдвигаться, октябрь — самое время для таких прогулок. Хотите с нами? Будет весело.
Отредактировано Llefelys Townsend (2020-05-26 21:48:09)
