Alan Irving Kinkade
Алан Ирвинг Кинкэйд

По мнению Кайла Кинкейда все должно было выйти, как в сказке: старший сын - умный детина, которого можно будет приставить продолжать отцовское дело инженера, средний - ни так, ни сяк, но вполне сгодится для устроенного загодя местечка цехового рабочего на фабрике компании "Молнии Гамильтона", а младший - дочь, чтоб удачно выдать замуж, потому что куда ж ее, дуру. 
Но первыми, одна за другой с разницей в год с небольшим, появились на свет две девочки, после чего Кайлу Кинкейду пришлось спешно жениться во второй раз (мать дочерей, чье имя упоминаться в нашем повествовании не будет, скончалась от родовой горячки) и начинать воплощать свою сказку с чистого листа в редакции с правками: все-таки воспитать больше трех детей даже на неплохую зарплату свежеиспеченного инженера-проектировщика ваншипов было делом затратным, а Кинкейд-старший очень не любил затратных дел. Долгожданный младший сын так и остался единственной надеждой и средоточением всех чаяний своего отца - со всеми вытекающими.
Поначалу все выглядело обнадеживающе. Маленький Алан увлеченно расчерчивал горизонтальные поверхности грифелем, радостно гонял по полу и пытался сожрать шестеренки и спать ложился не с плюшевым мишкой, а с фамильным универсальным ключом, которым его дед ловко разделывался с покушающимися на все непосильно им нажитое после Катаклизма. Кайл все благосклонно одобрял, отмывал сына от грифеля, чистил шестеренки и откладывал деньги на колледж, а еще приобщал его к радостям механики: с малых ногтей брал с собой на завод, позволяя исследовать те цеха, где не таилось опасности угодить под металлическую болванку или попробовать клавдий на вкус. В школе приобщение продолжилось, поскольку Алан подрос достаточно, чтобы освоить команды мастеров "подай-принеси-бегисейчасрванет!" и после уроков торчал в цехах безвылазно. Ваншипы, которые только-только превращались из идеи и набросков на бумаге в воплощенную мечту поколения и узнаваемый товарный знак Конфедерации, заворожили мальчишку. Он твердо решил, что однажды у него будет собственный.
Именно с этого момента все чаяния отца пошли ваншипу в сопла.
Будучи на подхвате у мастеров-сборщиков, Алан изучил анатомию своей мечты досконально. Бумажные проекты отца и прочих инженеров, не вызывали у него энтузиазма. Однажды он просто применит их идеи, если окажутся годными, разве нет? Перспектива вытачивать день за днем одну и ту же деталь или устанавливать ее в одно и тоже место от смены к смене вызывала скуку, сворачивающую зевотой челюсть. К тому же собственный ваншип нескоро купишь на зарплату рабочего, хоть пропадай в цехе.
Прикинув перспективы, Алан заявил отцу о намерении стать механиком в конторе техобслуживания, где отлаживали, проверяли и ремонтировали совсем недавно проданные машины. Скандал был некрасивым и громким. Кайл Кинкейд, дойдя до точки кипения, выставил сына за дверь. Тот вооружился нехитрым запасом философского отношения к жизни и оптимизмом, на который способны только пятнадцатилетние, собрал пожитки и перебрался прямиком в коморку механиков в ангарах, где ему разрешили обитать за пенсовую ренту в обмен на подработку ночным сторожем без всякой оплаты  - бизнес в наши благословенные времена уже обрел акулий оскал.
Новая работа была идеальна с точки зрения Алана. В его полном распоряжении оказались обширные ангары, вышедшие из строя детали, к которым только и нужно было, что применить руки и голову, а не плавильную печь, и ночные часы, предоставленные ему одному.
Был еще Сэм Мерфи, но о нем позже.
А пока "Милая Герда" собиралась по пару запчастей в несколько недель на остове одного погоревшего ваншипа, будь легким пар его почившего владельца. Выглядела машина как добротное лоскутное одеяло, но Алан знал - и это временно. Главное, что мечта обретала плоть под его руками и накануне своего восемнадцатилетия, потратив на первый запальный галлон клавдиевой смеси месячное жалование (и обрекая тем самым себя на существование на хлебе и воде, что с его точки зрения было фактом несущественным - и для нас этот факт очень даже существенен!), Кинкейд смог поднять "Герду" в воздух и сделать над родным городом неуверенный, но торжествующий круг почета.
Хвала грозам и великому магнетизму - без приключений.
Приключения в облаках поджидали пока он немного освоится, а "Милая Герда" перестанет скрипеть и пыхтеть, то есть еще полгода житья впроголодь.
Противостояние с отцом к тому моменту само собой сошло на нет. Старшая из сестер удачно вышла замуж за одного из работников "Молний Гамильтона" - с правильными руками, головой и амбициями постигнуть инженерную науку, для которых не хватало средств. Кинкейд-старший, спокойный теперь за свои идеи и семейное дело, щедро оплатил ему обучение из денег, отложенных на колледж Алана.
Алан не возражал. В колледже, где он провел целый месяц до того, как устроил подростковый бунт, ему не понравилось. Все, что могли ему рассказать там о механике, он уже постиг на практике. Но полезные книжки в библиотеку чистосердечно вернуть забыл, а после свадьбы сестры под вновь приветливый отчий кров стал наведываться регулярно, чтобы не разрываться между необходимостью есть и страстным желанием все заработанное вложить в свой ваншип.
Приключение выглядело, как очень потрепанный, дрейфующий в облаках небольшой пассажирский дирижабль. Неприятности выглядели, как десяток окончательно и бесповоротно мертвых иностранцев и одного странно неживого, хотя на первый взгляд никаких видимых повреждений у него не обнаружилось, как и признаков разложения, которых у прочих нашлось хоть отбавляй.
Все, что Алан знал об автоматонах - они существуют и каждый работник "Молний Гамильтона" может таким стать, случись с ним производственная травма, несовместимая с дальнейшей жизнью. Разбирать автоматона ему еще не доводилось, потому вместо того, чтобы сразу препарировать припрятанного в каморке незнакомца, Кинкейд, по обыкновению, решил разобраться, с чем эти шестеренки едят. Отыскал через знакомых действующих механиков по автоматонам, подсмотрел за их работой, покопался в будущих телах с тщательностью анатома и только после этого решился разобрать собственный экземпляр.
В экземпляре все оказалось столь же знакомым, как книга, написанная на иностранном языке привычной латиницей. Слишком много неизвестных конструкций, проводов и механизмов, даже иная жидкость струилась по полым трубкам, пронизавшим всю систему. Но явных повреждений все же не наблюдалось. Решив не раскручивать ничего от греха подальше, Алан взялся за обнаруженных в дирижабле механических животных, справедливо полагая, что одно из них может быть зарядной станцией, которую просто нужно привести в рабочее состояние. Месяц напряженной работы и экспериментов не прошел даром.
Так в жизнь Алана не то что б стремительно ворвался - скорее неловко сверзился с его рабочего стола, разразившись чем-то, по тону явственно бранным,- Руаль Амундсен.
Но эффект произвел такой, как будто прошелся по размеренной до этого момента жизни механика торнадо. Как то, что унесло домик Элли из Канзаса в страну Оз.
Руаль, будучи не только талантливым инженером, но и путешественником, открыл Алану целый мир. Мир был необъятен, сложен, полон опасностей и приключений. Мир не ограничивался островами, как бы они ни были загадочны и прекрасны. Все это Кинкейд, конечно, подозревал, но не считал нужным сосредотачивать внимание, пока своими руками воплощал мечту о "Герде". Теперь у него был ваншип, а границы мира расширились настолько, что для осознания их и своего места в нем требовалось время.
Благо, Амундсен не торопился возвращаться в те места, откуда его принес подбитый дирижабль. Алан познакомил Руаля с отцом и два инженера быстро нашли общий язык, и Амундсен весьма поспособствовал будущему процветанию "Молний Гамильтона", внеся существенные дополнения в механику ваншипов. Он помог Алану довести до ума "Герду", что позже - через ряд примечательных знакомств с гонщиками, нередко доставлявших свои машины механикам в разбитом состоянии -  привело обоих на Клавдиаду,  сперва как зрителей, а затем и как механиков команды самого Максвелла Хайда. Рассказы Руаля восполняли все пробелы, оставленные в знаниях Алана собственной нерадивостью. В некотором роде норвежец заменил тому отца. Несмотря на то, что Кайл Кинкейд пребывал в добром здравии и не отрекался больше от сына, взаимопонимания между ними так и не случилось, в отличие от Амундсена, которому было доподлинно известно, что значит быть младшим сыном, желать иного и разочаровывать своих родителей.
Не удивительно, что намерение Руаля вернуться в Британию, откуда пришли известия о смерти его отца и письмо от брата, вызвало у Алана бурю эмоций. Он полагал, что это неосмотрительно, хотя сам нередко чхал на осмотрительность. Он указывал, что это опасно для нового существования Амундсена в качестве автоматона, ведь его близкие могли распознать перемены - хотя сам не чурался опасностей, что неизменно приводило его деймона Аду в состояние танатоза. Возможно от того, что сам себе не верил, Кинкейд оказался совершенно не убедителен. Следовать за Руалем он не мог, потому что Сэм Мерфи все еще оставалась заложницей своего контракта с "Молниями Гамильтона", а Алан был твердо намерен помочь ей выплатить его стоимость прежде, чем пускаться в приключения.
То, что Сэм оказался не Самуэлем, а Сиршей выяснилось почти на десятилетие позже их с Аланом знакомства. Тощий, рыжий Мерфи объявился среди механиков возрасте одиннадцати лет, охотно рассказывая всем желающим, что он из "тех самых Мерфи, которые все-все умерли прошлой зимой". Проверить это утверждение оказалось невозможно: среди ирландских переселенцев Мерфи был каждый первый, а среди умерших от инфлюэнцы любого прошлого года - каждый второй. Но рукастый сообразительный рыжий быстро прижился, раз за разом выигрывая у Алана соперничество за поручения мастеров. Cперва соперничали, потом дрались, а потом незаметно сдружились и вот уже Сэм помогает Кинкейду с "Гердой", тот оставляет ему половину своего скудного ужина и вместе они отправляются поглазеть на гонщиков и, в особенности, гонщиц. Вместе курят кривые самокрутки и отгребают за это тоже вместе, потому что нечего курить рядом с взрывоопасными веществами и не делиться при этом с мастером.
А потом сорвавшийся с подвесов ваншип раздробил Сэм все поясничные и крестцовые позвонки и большую часть грудных и она никак не могла больше помешать тому, чтобы правда о ней выплыла наружу.
Алан отложил свои эмоции по поводу неожиданного открытия в долгий ящик (его деймон пряталась от чужих глаз целую неделю), сосредоточившись на том, чтобы Мерфи досталось лучшее тело, которое можно было сообразить из самой дешевой стандартной модели автоматона, положенной пострадавшим на производстве по контракту, скудной наличности механика и приложения их с Амундсеном рук.  И даже со всеми их модификациями Сирше необходимо было выплатить изрядную сумму стоимости контракта или остаться работать на "Молнии Гамильтона" до конца срока своей эксплуатации. Что-то около шести лет, максимум восьми при умелом обслуживании и своевременной замене запчастей.
Алану было совершенно очевидно, чем предстоит заниматься ближайшие максимум восемь лет, хотя он рассчитывал справиться быстрее. Друг попал в беду, разумеется, Кинкейд не будет оставаться в стороне. То, что друг на самом деле оказался подругой вносило достаточную сумятицу в его мысли и эмоции, и без того пребывающие в раздрае после отъезда Руаля, но Алан справлялся. Справляться это ведь несложно: просто делаешь один шаг за другим, день за днем. Вероятно, если бы они попросили о содействии влиятельных друзей из мира гонок, то получили бы ее без вопросов, но оба не хотели становиться должниками. И Алан, и Сирша привыкли полагаться на собственные руки, а не на благосклонность покровителей. Но связи все-таки пригодились: Вивьен Клоу, с которой Алан разговорился, пока приводил в порядок один из ее ваншипов, подсказала ему устроиться курьером в Единую Почтовую Службу, намекая, что там не только платят больше, но и жизнь гораздо интереснее, пусть и сопряжена с немалым риском.
Ада немедленно впала в танатоз - верный признак, что дело того стоит.

Алан не слишком высок, но жилист, ладно скроен. Многолетние занятия физическим трудом оставили на нем неизгладимый отпечаток, так что теперь если удирать —  то быстро, прыгать — высоко, забираться — не по отвесной стене, но близко к тому. Завидная скорость реакции, вынослив, как мул, достаточно силен, чего на первый взгляд не заподозришь.
Обладатель выразительной мимики. Серьезным и собранным выглядит только когда работает, да и то не всегда, во все остальное время готов зубоскалить по любому поводу. Лицо, несмотря на молодой возраст, рано тронули мимические морщины, а он и рад - так иногда удается выглядеть капельку солиднее. Ничего другое не работает: серьезные костюмы висят мешком и топорщатся, волосы никак не удается призвать к порядку, а уж выдать мозолистые ладони за кисти аристократа под силу разве что магу, но к ним с такими мелочами не обращаются.
Наделен здоровым упорством и прикладной сметливостью. Руки ему достались семейные, правильной конфигурации, голова - светлая, любопытная. Все, что можно было раскрутить и собрать обратно, раскручивалось и собиралось с целью выяснить, как оно работает и каково на нутро. Собранное - что не изумительно, но похвально, - нередко работало даже лучше, чем прежде. Этот принцип Кинкейд применяет первым к любой встающей перед ним задачей: разобрать проблему на составляющие, а потом пересобрать так, чтобы она перестала быть неразрешимой. Плевое дело, полагает Алан, и дело обычно с ним соглашается. Попробовало бы не согласиться.

Опоссум Ада, крупнее, чем положено зверю ее вида. Зеркало души Кинкейда в полном смысле этого слова. Берет на себя выражение всех тех эмоциональных штормов, что обычно скрываются за его радушной улыбкой и шуточками. Ада страдает, как актриса немого кинематографа, радуется, как ребенок, получивший в подарок модель ваншипа и обожает Сиршу Мерфи так, как сам Алан ни за что не признал бы вслух. Руаля Амундсена обожала с той же неистовостью, что вызывало у Алана ряд неудобных вопросов. Ада отмалчивалась. Она же регулярно выступает с критическими замечаниями, предрекает, что "это все" добром не кончится, балансируя жизнерадостный оптимизм Кинкейда и не позволяя ему ввязаться в откровенно опасную авантюру. Последним аргументом "против" прикидывается мертвой, что никогда не срабатывает. Очень любит, когда Алан работает с ваншипами: непременно устраивается у него на плечах или в специальном кармане на фартуке, забирается внутрь машин, откуда бодро рапортует о состоянии дел.   

Близкие друзья Алана - автоматоны и это сказывается. Он не считает их равными людям - он полагает их самих людьми, просто в механической оболочке. Проблемы друзей - его проблемы, а положение автоматонов нельзя считать удовлетворительным. Алан регулярно вносит часть своей зарплаты в аризонский профсоюз автоматонов, но его крайне беспокоят мысли, которые последнее время высказывает Амундсен, когда Алан оказывается в Лондоне по делам и навещает друга. Он против насилия, как идеи, насколько бы ни была права в своих претензиях любая из сторон.
К религии всегда был равнодушен, воспитанный с ранних лет по заветам механики. Отношение к аристократии ироническое, потому что знавал правильных аристократов, а они - отличные ребята. К магам относится с уважением полного профана перед профессионалами: рад бы считать их всех шарлатанами и сказочниками, но ведь им удалось сохранить его подруге жизнь, верно?

Связь: сначала лс, а там разберемся.