Travis Blackburn
Трэвис Блэкберн

Tom Hiddleston

Господь, создавая человека, несколько переоценил свои силы. (c)

возраст и дата рождения: 33; 06.06.1855

занятость: 12-й участок полиции Лондона, «Меркурий», предсказатель

страна проживания: Британия

Детство Трэвиса лет до пяти ничем не отличалось от детства любого другого ребенка из семьи небогатой, но благородной. Обедневший виконт, чья старшая сестра Вифания, выйдя замуж за упакованного джентри, дала тому пэрский титул, а взамен получила доступ к недвижимости и деньгам, а младшая — Тиффани — успешно залетела и выскочила за ни много, ни мало графа. О брате они ни разу не забывали и уж особенно Вифания, будучи бездетной, любила баловать своих племянников.

Старший из троих детей Харви, средняя Имоджин и младшенький Трэвис исправно получали подарки к Рождеству и дням рождения, яркий и искрящий фейерверк в ночь Гая Фокса и горы сладостей во время визитов тетушек Вифании или Тиффани. Имоджин, впрочем, получала недолго, до шести с половиной лет, пока скоропостижно не скончалась от воспаления легких. Маленький Трэвис что-то лепетал о том, что не хочет расставаться с сестренкой еще месяца за два до ее болезни, но кто же случает неразумное дитя?

Когда Трэвису было пять, а Харви одиннадцать, к ним из Британского Раджа приехала мамина сестра, тетушка Эви. Вдовствующая красотка Эвелин покорила всех своим веселым нравом, особенно виконта Блэкберна, давно тоскующего в объятиях своей располневшей после трех родов жены.

— Тетя Эви, Вы такая красивая в белом платье с красными розами, — однажды за завтраком сказал Трэвис.

— Но у меня нет платья с красными розами, — удивилась Эвелин и рассмеялась. Никто, впрочем, ее не поддержал: виконт был мрачен и подавлен (а скорее даже раздавлен), как приговоренный, после утренней беседы с женой. Виконтесса же глядела на младшую сестру с нежностью Джека-Потрошителя.

Надо отдать должное вкусу юного Трэвиса: когда спустя неделю тетя Эви на собственных похоронах лежала в гробу в алых розах, она и вправду выглядела прекрасно. Виконт был бледен, как моль, виконтесса слишком безутешно рыдала в кружевной платочек, Харви изучал мыски своих ботинок и думал о припрятанных в треснувшей фарфоровой супнице конфетах, а Трэвис страдал от того, что не мог толком почесать спину под курточкой.

— Трэвис, почему ты сказал тогда тете Эви про платье и красные розы? — поинтересовалась после похорон мама. Она усадила сына к себе под пышный бок и ласково перебирала русые пряди.

На секунду или две ребенок задумался, а следом ответил:

— Я ее такой тогда увидел. А она теперь у боженьки?

— Да, Трэвис, — задумчиво ответила мать, поджимая губы.

— Матушка, Вы только больше не показывайте язык, это очень страшно, — попросил следом мальчик, поднимая на мать голубые глаза. Ответом ему был полный недоумения и ошарашенный взгляд.

Спустя двадцать шесть дней вся челядь дома вместе со своим господином сбежалась на дикий детский вопль и обнаружила виконтессу, висящую в собственной спальне. Глаза ее выпучились и изо рта свесился синий язык. Орущего Трэвиса увели и худо-бедно успокоили, леди вынули из петли, вызвали священника. На секретере в углу комнаты виконт обнаружил прощальное письмо с признанием в убийстве Эвелин.

Помимо смертей, как оказалось, Трэвис был способен предугадывать и события более приятные, как то визит тетушки Вифании с подарками и последующее ею наследование всех активов скончавшегося от сердечного приступа супруга,  разорение заклятого врага виконта Блэкберна, ветрянку у младшего из сыновей тетушки Тиффани, особые успехи Харви в учебе. Когда Трэвису исполнилось тринадцать, отец с превеликим облегчением отослал младшего сына в Итон и получил возможность спокойно жить без его предсказаний.

В колледже с Трэвисом случилось, пожалуй, самое ужасное «знание», как он называл свое предвидение. В один из чудесных осенних деньков, когда солнце сквозь витражи заливало разноцветными лучами столовую, прямо посреди завтрака он вдруг четко увидел, как Харви падает под поезд; услышал скрежет металла о металл, истошный крик брата — и все закончилось. Видение было настолько интенсивным и реалистичным, что от стресса у него прямо за столом носом хлынула кровь, галка Кай упала в суп.

Все очень быстро сориентировались: из столовой его увели, нос заткнули ватой, лицо умыли, в себя привели, галку бережно завернули в полотенце и положили ему на колени. Дали телеграмму к Кэмбридж, студенту Харви Блэкберну. Брат на ближайших выходных примчался в Итон, разговаривал с Трэвисом. Успокаивал того, внушал, что ничего страшного в поездах нет, уверял младшего в ложной тревоге, а сам призадумался: как ни крути, а все предыдущие «предсказания» Трэвиса сбывались, и это здорово омрачало жизнь разудалого студента Кэмбриджского университета.

Но, ко всеобщей радости, ни на этой неделе, ни на следующей, ни через месяц, ни еще через год Харви ни под какой поезд не попал. Без проблем доучился, получил мантию выпускника и должность при Министерстве иностранных дел, мелкую, но стабильную. Все и вспоминать забыли этот неловкий и пугающий случай.

Трэвис же… Не считая неприятных прозрений то тут, то там, жил и радовался жизни. В подростковом возрасте его природная обаятельность раскрылась во всей красе, и он не будь дурак шустро смекнул, что к чему. Пусть на преподавательском составе, который сплошь и рядом был мужским, его обаяние особо не работало, но уж тетушки таяли, словно мед на солнце. Доброе отношение леди Тиффани, графини Ноттингемской, в обществе приносило юному Блэкберну ощутимые бонусы, а доброе расположение тетушки Вифании — приличные суммы в карман. Что давало основания Трэвису полагать себя человеком крайне везучим. Ему однажды даже случилось видение экзаменационных вопросов, отчего испытание юноша выдержал with flying colours. Ложку дегтя в бочку меда привносили кузены Ноттингемские, которые, с одной стороны, были кузенами, а с другой — теми еще завистниками. Трэвис относился к этому весьма философски.

Он доучился, как и положено, закончил Итон в восемнадцать и мог бы пойти работать или стать прожигателем жизни, но и то, и то было в равной мере скучно. Работу Бог создал явно не для него, а бездельничать на фоне старшего брата — престарелый отец насквозь проест ему юную плешь. Англичане из двух зол не выбирают ни одного, и потому Блэкберн вслед за братом поступил в Кэмбридж. Что еще мог выбрать студент, чей мозг будоражило учение Давина о происхождении видов — а быть может, потому, что больше ничего и не будоражило, — как бы то ни было, Трэвис выбрал Естественнонаучный факультет.

Еще будучи студентом, он начал зарабатывать на мелочи жизни тем, что предсказывал исходы скачек, университетских матчей или скромных и неприметных застольных игр мастеров в бридж, не говоря уже об оксфордско-кембриджской лодочной регате. На данном этапе жизни молодому человеку уже вполне хватало ума прикидываться «специалистом» в сфере и не афишировать свою маленькую странность. Порой он и сам садился за партию в бридж и, признаться, если побеждал, то побеждал своими силами — предвидение хоть и было частью его самого, но ему отнюдь не подвластным.

По окончании университета, получив своего Магистра наук — не думайте, что он настолько увлечен подобным, но поучиться лишний год-другой при его складе ума всегда проще, чем слушать проповеди отца, — Трэвис вышел в большой мир, совершенно не горя желанием прожить свою жизнь в офисе, как то делает старший брат. Хотя с легкой руки тетушки Тиффани с теплого местечка в Министерстве внутренних дел для Блэкберна уже стряхивали пыль. Все-таки прожигание жизни — больше его конек.

Последующие десять лет, как ни странно, не были ознаменованы ничем значительным, страшным и великим. Кто-то где-то в его видениях умирал или рождался, кто-то где-то выигрывал или проигрывал сражения и деньги, кто-то где-то заключал браки и пари. Но все то были люди чужие, самому Трэвису не знакомые, а посему, мало его тревожащие. Может, именно поэтому достаточно скоро он перестал ужасаться тем или иным кровавым и жестоким картинам смерти, возникающим перед его внутренним взором. Он убедил себя, что, пока это не касается лично его, его это вообще никак не касается. Был ли он рад тому, что его дар растет и становится сильнее вместе с ним? Отнюдь.

Единственная польза, которую из этого можно было извлечь, это спорадический заработок на тех же скачках или прочих мероприятиях, подогревающих людской азарт и собирающих деньги. Но и здесь радость от «заработанной» суммы была отнюдь не яркой — денег Трэвису вполне хватало: тетушка Вифания снабжала обаятельного племянника приличными суммами, стоило тому появиться у нее в доме, попить чаю и отвесить пару-тройку легких и ненавязчивых комплиментов. И вообще, тетушка Вифания завещала все свое богатство дорогому младшему племяннику (что, конечно же, злило виконта, но его престарелого мнения уже никто не спрашивал), ради приличия выделив Харви тысячу фунтов содержания в год. Тетушка Тиффани же открывала ему двери в высший свет, знакомила с юными девицами благородных кровей и толстых кошельков. Девицы хлопали ресницами, сверкали жемчугами и томно вздыхали. Ему оставалось только выбирать — но Трэвис никуда не спешил, впереди у него была еще целая жизнь лондонского денди, желанного в любом доме гостя, обаятельного собеседника и по-уайльдовски остроумного шутника. Он был младшим из сыновей, взятки с него были гладки — за все отдувался серьезный и при невесте наследник титула Харви.

Два года назад мир пошатнулся и рухнул. Собственно, рухнул Харви, под колеса поезда. А Трэвис остался стоять на платформе, даже не успев ничего понять. Все было как в его видении: и звуки, и запахи, и цвет крови на шпалах. Его парализовало от осознания, что предсказание чуть ли не двадцатилетней давности нагнало его — их всех — и накрыло снежной лавиной. Значит, «оно» не ошибается, значит, «оно» неотвратимо, он бессилен перед «этим». Помимо потери брата, с которым они уже давно были пусть и не очень близки, но все же оставались кровными родственниками, пришло осознание абсолюта своего дара. Не то чтобы оно, осознание, ввергло Трэвиса в депрессию, но половину жизнерадостности молодого человека как губкой стерло. Вдруг откуда-то явилось совсем неуместное, ненужное, до сжатых зубов раздражающее ощущение ответственности: значит все то, что происходит где-то с кем-то — это безапелляционная реальность, неизбежность, неотвратимость. И он — он-то о ней знает, он не может уже отвертеться, мол, нет стопроцентной гарантии, нет никакой уверенности, что увиденное не случится. Не сказать, что брать ответственность за то, чего не делал, на себя — в духе Трэвиса, но у него, как назло, имеется совесть, ему уже за тридцать, он, увы, обременен здравым смыслом, умом и простым бытовым умением просчитывать на два-три шага вперед. Даже окружающие заметили, что Блэкберн как-то разом стал серьезней и взвешенней, но списали это, разумеется, на смерть Харви.

Он стал настолько серьезней, что даже начал подумывать о женитьбе. Жизнь так скоротечна, уж он-то знает, а титул теперь передавать ему, а ему — некому. Но на подумывании все и остановилось. Дар словно затих на какое-то время, не сообщая своему носителю ни о чем ужасном — лишь иногда по мелочам: скачки, пари, бридж.

Собственно, в этот период затишья и состоялась та самая судьбоносная встреча с неким Артуром Конан Дойлом. Предложение оного не то что звучало — насквозь было совершенно бредовым. О чем господину незамедлительно сообщили и указали вектор движения. Артур Конан Дойл ушел, а вечером того же дня у Трэвиса случилось очередное «знание» — его видение из итонской столовой повторилось точь-в-точь, с той лишь разницей, что в этот раз Блэкберн увидел еще и руку в черной кожаной перчатке, толкающую Харви с края платформы. Когда через несколько дней мистер Конан Дойл снова появился на ипподроме и снова подошел к Трэвису со своим недвусмысленным предложением, последний согласился.

Работа… Начнем с того, что у Блэкберна теперь была работа — и ему предстояло свыкнуться с новым для себя состоянием. Это оказалось занятно. Люди, с которыми общаешься в силу обстоятельств, обязанности, которые надо выполнять. Под каким-то углом зрения ему это даже нравилось. Особенно смысл его работы и работы как явления вообще стал очевиден, когда одно из предсказаний Трэвиса оказалось ко времени и месту. Где-то на горизонте начала вырисовываться цель — если не всей жизни, то хотя бы на ближайшие лет пять. Ну, кроме как понять, почему и как именно умер брат.

А чтобы реализовать последнее, надо стать своим. Ради того, кто без году неделя работает в Двенадцатом участке, никто заводить дело не станет. Лишь тогда, когда он докажет свою профпригодность и убедит всех, что его предсказания — гарантия на все сто процентов. А для этого надо что? Верно, научиться контролировать свой дар, чтобы моглось в любое нужное время и в любом нужном месте, о любом нужном событии, а не вспышками-озарениями где ни попадя.

Окунуться в изучение чего-либо спустя десять лет университета было… ну да, сложно. Мозг забыл и отвык от процесса учения, так что освоение магии движется медленно, но, стоит отдать Трэвису должное, верно. Им с Каем еще только предстоит сепарироваться, и не сказать, чтобы Блэкберн испытывал по этому поводу восторг, но другого пути вырасти над собой пока не придумали.

В общем-то, работа и изучение магии поглотили все его время, звенящая тревогой память о брате подзатерлась, жизнь вошла в пусть и новое, но русло. Беда пришла откуда не ждали. Сначала ему было видение какой-то совершенно не знакомой китаянки в Лондоне, а потом тетя Тиффани сообщила, что он должен жениться. На некой барышне по имени Эрши Вэйцзи. (— Простите, что?!) Да-да, ему не послышалось, именно так. Не могут же графские детишки жениться на китаянке! А вот сын виконта — ну почему бы и да. И тетушка сделала Трэвису предложение, от которого невозможно отказаться.

Характер — легкий и приятный. Это то, что бросается в глаза сразу. С Трэвисом невероятно легко и приятно, он не грузит собой, не ведет заунывные разговоры и, что самое занятное, умеет слушать — именно то, что нужно 90 % его собеседников. За этой приятной легкостью прячется посерьезневшая натура человека, взвалившего на себя непомерную ответственность — зачем, совершенно не понятно, но сбросить ее с плеч не получается. Острый и пытливый ум — корень его любопытства. Благодаря первому и второму он достаточно легко учился, особенно в университете. Трэвис весьма прозорлив — в силу развитого понятийного мышления и мощной логики; собственно, благодаря этому он и не влип ни в одну серьезную проблему за всю свою беззаботно-бездельничью жизнь.

Росту Трэвис Блэкберн достаточно высокого — без малого шесть футов (182 см), глаза имеет голубые, волосы темные, волнистые. Однако самой примечательной чертой джентльмена является его улыбка. 

Галка Кай.
Живое свидетельство врожденного любопытства Трэвиса. И пусть сам Блэкберн уже взрослый, сдержанный и состоявшийся мужчина, джентльмен, наследник титула, но галка-то намекает.
Да, галка мужского пола, но ведь и Трэвис со своим даром в какой-то мере уникален.

Чтобы быть ровней людям, надо быть как люди. Автоматоны — механизмы, превосходящие людей по силе и выносливости, как минимум. Если решить их проблемы с подзарядкой и потребностью в техническом обслуживании, не станут ли они сверхлюдьми?
В общем, отношение Блэкберна к автоматонам весьма неоднозначное. С одной стороны, у него искрит от фактf, что человеческое сознание и человеческая суть — она же пыль — низводится до статуса имущества. С другой стороны, он понимает, что если уж автоматоны настолько человечны, что они прям как люди, то и, получи они все права и свободы, будут людьми по своей натуре: алчными, жадными, завистливыми — словом, вполне смогут поменяться местами с Homo Sapiens. Момент весьма щекотливый.

Будучи последователем церкви по велению родителей, отнюдь не является таковым по велению души. Где-то краем сознания он верит в абстрактного бога, в какую-то высшую силу, явившуюся первопричиной всего — например того, что обезьяна эволюционировала в человека, — но на деле, здесь и сейчас — простите, святые отцы, — но нет. Здесь и сейчас Бога нет, до него не докричаться-не достучаться. Впрочем, может быть, когда нибудь — он не отрицает. Как и любое дитя эры индустриальной революции, он верит в прогресс и дарвинизм.

Связь: https://vk.com/kowaiko

Отредактировано Travis Blackburn (2020-10-29 23:39:49)