John Barrymore
Джон Бэрримор

HENRY STEPHENSONЭллен Вудман, его детскую любовь, волокут по улице чертыхающиеся усатые консебли, она поначалу дала им хороший бой, даром что ей всего одиннадцать. Генри не вмешивается. Если вмешаться, то можно самому попасть в крупные неприятности: у него в карманах кое-какие деньги, и никто не поверит в то, что они честно заработаны. Эллен и другие девчонки украли всего-то утюг, и ничего страшного им не грозит: их заставят работать неделю, может, две, а затем отпустят. Может, в следующий раз они не попадутся, и тогда он сможет покрасоваться перед ней и может даже купит ей что-нибудь сдобное на украденные деньги.
Мэри Хэнингэн на два года старше своей подружки Эллен, скончавшейся в двенадцать лет, и в пятнадцать она кажется ему, двенадцатилетнему, мечтой. В семнадцать она, пьяная вдрызг, говорит ему, что он выглядит таким сладким, что она бы прямо сейчас укусила его. Она делает это и многое другое. Он какое-то время думает, что это любовь, и, отсидев шесть месяцев за кражу, возвращается, чтобы узнать, что она спуталась с каким-то сержантом. Он выглядит уже не таким сладким, когда сержант ломает ему нос и выдает несколько отрезвляющих пинков под ребра. С любовью в этом мире все оказывается довольно сложно, как выясняет Генри. Чертов сержантов деймон-терьер так оттрепал несчастную Матильду, что смотреть на нее было еще страшнее, чем на собственное отражение в воде.
Жить при церкви куда как спокойнее и чуть более сытно, чем на улице. Его редко ловили на кражах, но в тот раз все пошло не так, и священник ухватил его прямо за руку, протянутую к его карману. Генри ждал, что его спина снова попробует палки или кулаков, или что его передадут прямо в ближайший участок полиции, и успел здорово перетрухнуть, когда священник потащил его к себе: мало ли что тот собирался с ним сделать? Живя на улице, или привыкаешь ждать от всех самого худшего, или не живешь вовсе. Отец Бут, однако, ничего с ним не сделал — только пристроил в министранты. Кормили его теперь не многим лучше, но зато регулярно. Отец Бут, даром что священник, почему-то был вовсе не в фаворе у Магистериума, и это было видно по нему, по требующей ремонта церкви и по многим другим мелочам. Генри, однако же, считал его лучшим из священников, которых он видел. Отец Бут подарил ему новый взгляд на мир, новые надежды и новую цель: спустя пару лет Генри и сам стремился к сану священника. А если он проявит должный ум и хитрость, он сможет забраться выше, чем удалось отцу Буту, и тогда вытащит своего наставника из этой нищей дыры. Он тогда еще многого не понимал и был очень наивен.
Джейн Росс, актрису, он встретил за месяц до своего рукоположения, закономерно для себя потерял голову и со всем пылом молодости наступил на уже полюбившиеся грабли. С ней у него ничего не вышло, как и со всеми предыдущими влюбленностями: следовало подумать об этом еще когда он узнал про ее богатого покровителя и понял, что ему предложить ей нечего. А отца Бута он в последний раз видел в тот же день, когда чуть позже ввязался в драку с лордом-как-его-там, достал нож и прикончил его. Как же Джейн кричала — он едва не зарезал и ее, только чтобы не слышать этих криков. У него было время подумать о том, что, пожалуй, это была не такая уж любовь — когда он украл часть сбережений отца Бута и сбежал.

ROBERT SHARPEСтарый рекрутер Джордж Вустер расскажет, что среди всех молодых парней, которых он убалтывал стать бравым солдатом, были те, кого не надо поить. А среди этих и без того странных людей попадались и вовсе темные личности. Он, может, даже вспомнит про мрачного малого, который сперва наблюдал из угла паба за тем, как он подливает выпивки сопливому мальчишке, которому было, дай бог, семнадцать. Вспомнит, как подумал, что дело здесь нечисто, когда тот напросился выпить с ними, и как затем от сердца отлегло, когда назвавшийся Робертом Шарпом парень опрокинул пару стаканов и с воодушевлением подписался на увеселительную прогулку в далекие колонии или куда еще его пошлют. И еще, если сам к тому моменту не был пьян, вспомнит, как тот встал из-за стола. И ни разу не покачнулся.
Роберт Шарп не был пьян: вред выпивки для себя он к тому моменту уяснил раз и навсегда. На службе его пьяным видели редко. Ему повезло служить в хорошее время: бывалые служаки рассказывали, что еще несколько лет назад им приходилось гнить в паршиво выстроенных бараках, а уж срок службы сократили уже в то время, когда он отслужил два года — не то чтобы он рвался обратно на родину, но приятно знать, что ты в принципе можешь это сделать. Шарп — плохой солдат, даром что лучший стрелок в полку, и с его спины так и не сошли следы порки. Их офицеры знали толк в порке, могли выпороть так, что любое ранение покажется ласковым поглаживанием. Характер Шарпа проклинали тогда все, включая его самого, но научиться затыкаться перед теми, кто едва ли умнее и образованнее его, он в те годы так и не смог. От армии к окончанию службы его воротило настолько, что лучше уж вернуться в Лондон и понадеяться, что его никто не узнает.
Роберт Шарп побывал в серьезных передрягах, его едва не казнили за то, что он ударил офицера, ему даже случалось охранять настоящего епископа, прибывшего на фронт по делам Магистериума, и, может, он вернулся в Лондон разве что не голым, зато он умел стрелять, и делал это превосходно. Он устроился помощником мясника, очень быстро потерял эту работу, не сумев удержать себя в руках и ввязавшись в драку, а затем ему нашли другое занятие. На любой талант найдутся люди, которые в нем нуждаются — даже если ты в своей жизни хорошо умеешь только красть и убивать.
Свой первый гонорар Шарп подбросил в дом старого священника, все еще живущего в одном из самых паршивых районов Лондона. Денег там было в два раза больше, чем он когда-то украл.
Магистериум расставляет сети незаметно. И если Магистериум чего-то хочет — он это получает. Возможно, ему не стоило соглашаться в тот раз — тогда и ловить его было бы не на чем. Отец Кошон нашел его, вежливо пригласил на беседу, вежливо описал все перспективы, включая ту, где Роберт Шарп убивает его, но или умирает сразу же здесь, или на следующий день в петле. Отец Кошон всегда был очень вежливым, но в его присутствии все равно все замолкали. Даже Шарп быстро научился замолкать в присутствии одного из самых ядовитых пауков Магистериума.
Уже спустя год его милая Мэтт спросит его, не лучше бы им закончить жизнь тогда, в 1878 году, в петле, попутно избавив мир от Паука Кошона. И будет спрашивать следующие четыре года. С каждым годом Роберт Шарп, доверенное лицо и ассистент отца Кошона, а на деле — церковный инфорсер и исполнитель любой грязной работы, задается этим вопросом все чаще. Не стоило ему никогда связываться с делами Магистериума: на заплеванных улицах и под пулями было гораздо безопаснее и гораздо чище.
Роберт Шарп скончался в 1883 году, в собственной постели, в окружении многочисленных бутылок, оплавленных пламенем. Его тело и тело хозяйки дома, в котором он снимал комнаты, страшно обгоревшие и совершенно не поддающиеся опознанию, вынесли из дома после того как удалось усмирить пламя.

ERNEST BUNBERRYЭрнест Банберри появился в документах полиции Лондона как свидетель по делу о краже бриллиантов из Сокровищницы Короны, совершенной лордом Клинтоном. Проигравший все свое состояние в карты лорд к тому же имел глупость завести требовательную молодую любовницу из какой-то далекой экзотической страны, одно зацепилось за другое и плохо для него кончилось. Бедолага Банберри же был просто домовладельцем и вынужден был беспомощно наблюдать за тем, как коварная чужестранка обводит совершенно потерявшего разум лорда вокруг пальца. Эта змея и его пыталась соблазнить, а после кражи бриллиантов растворилась в воздухе. Часть бриллиантов так никогда и не была найдена. Наверняка их прихватила та распутная девица!
Разумеется, ему не дали жить спокойно. Его старые знакомые из Союза теней потребовал с него плату за помощь уже через полгода, стоило ему как-то заново устроиться в жизни. Впрочем, совсем уж они его не подставляли и даже взяли в долю: всего-то и нужно было, что присматривать за разместившейся в его доме экзотической проституткой, чтобы она не сболтнула лишнего или не выкинула какую-нибудь глупость. Он не сделал одного: не прикончил девчонку, которая была уверена, что тоже получит кусок от этого сладкого пирога. Он пытался начать новую жизнь и больше не впутываться в грязные дела. Наивный кретин. Девчонке не хватило мозгов исчезнуть навсегда: она набралась глупости появиться на его пороге и угрожать ему. И все вышло так неудачно...
Вообще-то всем плевать на проституток. Всем плевать, когда проституток калечат или убивают. Но даже самый ленивый констебль немного пошевелится, если увидит на улице окровавленную, в сопли измордованную девицу, прижимающую к себе дрожащего деймона. Они тогда еще не знали, что ей все равно не жить: как бы он себя ни называл, он всегда доводит дело до конца.
Должно быть, что-то с ним и Мэтт сделали там, в Магистериуме.

JOHN BARRYMOREЧертов лев не успевает его пугать, потому что гораздо чаще бесит. Бесит так, что пристрелить бы проклятую тварь, да нельзя. А со временем становится жалко.
Если обойти весь Лондон, то можно найти разве что двух или трех таких же преданных слуг, как Джон Бэрримор. С тех самых пор, как мисс Феликс обнаружила в своем чудесном садике неожиданный и сомнительный презент в лице его проблемной личности, гости изволят шутить, мол, он работает так, будто бы обязан им жизнью. Бэрримор вежливо улыбается, кланяется и ничего не говорит. Прислугой быть удобно: никто в сущности не обращает на тебя внимания и не ждет от тебя ответа, иначе однажды ему пришлось бы придумывать этот ответ. В остальном жизнь его не очень-то и меняется: его таланты по-прежнему востребованы, а его знакомства на темной стороне Лондона по-прежнему приносят пользу — самое время порадоваться, что жизнь в разное время сталкивала его с этими людьми, иначе чем бы он отплачивал двум мисс сейчас?
Когда кто-то вспоминает ограбление годичной давности, Бэрримор вежливо и скромно улыбается, глядя в пол. Приятно, когда тебе напоминают о том, что ты все еще способен попасть человеку в глаз при лунном свете, проникающем через окно.

Джон — человек, который когда-то мог быть неплохим, но жизнь не оставила ему шансов. Не в его характере и правда винить во всем злодейку-судьбу: он прекрасно понимает, что принял достаточно неправильных решений и совершил поступки, которые никогда не стоило совершать, как и то, что он мог этого не делать, и у него всегда был выбор. Он не считает себя законченным мерзавцем, но и не строит иллюзий по поводу того, что может называться хорошим. Разумеется, нет. Каждый, кто когда-то его знал, знает лишь часть его преступлений — он знает их все.
В молодости был очень несдержанным, но с годами научился сначала думать, а потом делать. Джон Бэрримор, в отличие от всех других людей, которыми он был прежде, обычно держит язык за зубами, не делится своими мыслями, пока не спросят, старается просчитывать последствия своих поступков и ко всему подходить с холодной головой. По большей части у него получается — на самом деле он научился этому еще на стадии Роберта Шарпа, но срывы регулярно случались, и тогда гарантированно взлетала на воздух вся его жизнь. Вежливый до зубовного скрежета, даже когда режет вам пальцы, и очень редко повышает голос.
Может быть приятным, обаятельным, обходительным и просто самим очарованием, но обладает одной особенностью — за всю жизнь он так и не нажил друзей. С друзьями у него всегда не срасталось, как будто где-то чего-то не хватает. Может, человечности.

Не может без оружия. Совсем. Никак. Начиная от украшенных затейливой гравировкой карабинов и револьверов и заканчивая опасной бритвой времен службы в армии (не говоря о том, что где-то у него лежит пара самодельных заточек). Слегка параноик, поэтому ходит с оружием, спит с оружием, ест с оружием и даже в уборную ходит с оружием. Если вы отобрали у него револьвер, поищите еще. И не только револьвер. И поищите несколько раз. И проверьте, не прячет ли он во рту какой-нибудь остро заточенный гвоздь.
Дерется как последняя сволочь, без правил и понятий. Обладает разными навыками для выпытывания информации, чем, в отличие от умения стрелять, не гордится. Но что умеет, то умеет.
Курит так много, как будто надеется задохнуться в этом дыму, но никогда — на работе.

Обладатель живописной спины с рубцами поперек хребта — спасибо умению офицеров и отсутствию у него самого мозгов, — а также пары старых татуировок и одного крупного рубца на руке, где когда-то была татуировка, которую он с себя снял вместе с куском кожи.

Мэтт, она же некогда Матильда — обыкновенный сорокопут. Неприятно громко чирикающая и чуточку слишком агрессивная особа при немногословном Джоне, его совесть, его внутренний голос, его моральный компас, жесткий и непререкаемый критик всех его поступков. Вся суть Джона: выглядит как воробушек, чирикает как воробушек и ведет себя как воробушек, пока не найдет инструмент для убийства.

Наелся большой политики на годы вперед, больше всего в жизни мечтает никогда о ней больше не знать, не слышать и уж конечно не участвовать.
Прежде считал автоматонов занятными игрушками, не больше, но он умный и умеет анализировать то, с чем сталкивается, так что пары однажды встреченных автоматонов хватило, чтобы понять, что они гораздо сложнее, но полностью в своем отношении не определился.
Несостоявшийся священник, что о многом говорит. Верующий, но не религиозный, очень сильно не доверяет любым институтам, пытающимся объяснить, обуздать и поставить в рамки веру.

Связь: @chthonicbkeeper

Отредактировано John Barrymore (2020-10-18 10:20:10)