Beatrice Mary Victoria Feodora, Princess of the United Kingdom
Принцесса Беатрис Мария Виктория Феодора Великобританская
|
звонче не петь, чем данте для беатриче; нынче ни дуче, ни команданте че. |
возраст и дата рождения: | занятость: | страна проживания: |
Ближайшие родственники Беатрис Великобританской
• Её Величество, Королева Виктория, 69 лет, мать, ныне здравствующий и, кхм, неувядающий монарх.
• Его Королевское Высочество, принц-консорт Альберт, отец, умерший от брюшного тифа в возрасте 42 лет.
• Принц Альфред, герцог Эдинбургский, 43 года, второй по старшинству брат и тот-самый-святой.
• Принц Генрих фон Баттенберг, супруг, полковник Британской армии, погиб в марте 1886 года в ходе Хунза-Нагарской кампании в возрасте 27 лет, тело найдено в Кашмирской долине спустя три недели после смерти.
...when the crown hangs heavy on either side,
give me one last kiss while we're far too young to die.
Королева знает: это её последний ребёнок.
Все их дети своеобразны - не уродливы, но неприятны ей, как неприятны бесконечные месяцы беременности. Поэтому она не любит заглядывать в лица новорождённых, ей и так всё ясно. Но вот лицо супруга Альберта - красиво, и теперь это лицо светлеет при взгляде на малышку. Альберт признаёт её прекрасным ребёнком, и Виктория безотчётно вторит ему. Спустя четыре года Альберта выносят вперед ногами из Голубой комнаты дворца, а хорошенькая Беатрис ещё не понимает, как крепко влипла.
Всё, из чего теперь состоит мир Виктории, клином сходится на чёрной траурной одежде, собаках породы кавалер-кинг-чарльз-спаниэль, пижаме мужа, в которую она заворачивает младшую дочь, чтобы та помнила запах отца, и, собственно, младшей дочери. С собаками и пижамой время как-то справляется, с траурной лентой и желанием намертво привязать Беатрис к себе получается хуже.
Беатрис - любимица, но к Беатрис относятся, как к солдату. Её муштруют - только самые высокие оценки у учителей, языки-языки-языки, история. Октавиан предлагает обратиться не в птицу, а в перо, чтобы писать и переписывать тексты, но затем три месяца ходит пеликаном (что-то идёт не так, но я, прошу заметить, близок к цели, дорогая). Благо, к занятиям у принцессы нет никаких претензий, ею все довольны. Её все любят. Почему-то, когда кого-то любишь и балуешь, автоматически перестаёшь замечать в нём личность с личными же интересами; в присутствии Беатрис трещат без умолку, Беатрис заводит свой первый дневник в возрасте семи лет. Это будет первый из множества зашифрованных томов, куда она сначала станет вносить все свои заметки и характеристики по каждому, кто встретится ей, от камеристки до герцога, от садовника до старших братьев и сестер, а также их избранных. В десять она выдумает свой язык, зашифрует записи, старое - сожжёт.
О ней скажут королеве: чудо как хороша в танцах.
О ней скажут: до чего необычно поёт. Какой глубокий голос, ах, это меццо-сопрано, ах, Беатрис нужно петь. Пой, Беатрис. Это что, фортепиано? Чудесно, Беатрис. Беатрис, выйди из лаборатории. Да, это автоматон, а теперь записывай тему урока. Почему на всех листах зарисовки двигателей? Беатрис?
Беатрис, королева требует.
Беатрис, потанцуй с этим графом, потом с тем, сядь, встань, сыграй, теперь пантомима, шаг влево, шаг вправо, расстрел (я пошутила), ещё с этим танцуй, нет, ты не выйдешь за него замуж. Постой-погоди, в смысле "да я и не хотела"? Выйдешь, когда я скажу, но из страны не уедешь. Ваншип? Глупости. Гонки? Не прекращаю в тебе разочаровываться, какие гонки? Фотография? Фотографию оставим.
Беатрис борется за свои права не с восемнадцати, когда её фотопортрет облетает газеты, а на руку начинают безуспешно претендовать по меньшей мере три принца союзных держав. Нет; с самого детства - благо, её эскапизм перетёк в творчество, которым горит сердце. К двадцати становится ясно, что так дальше жить нельзя, а поэтому Беатрис не чурается ничего, что может дать ей свободу в разных её формах. Лучше всего - выступать в народе под прикрытием. Лучше всего - создать труппу. Лучше всего - придумать этой труппе реальное предназначение, а не бесцельное шатание по городам. Лучше всего - заняться корреспонденцией матери, чтобы выполнять при дворе весомое занятие и отвести глаза. От остальных обязанностей до поры до времени Беатрис бегает, как от чумы.
Но затем труппа превращается в "Сизого филина", затем в труппе появляются высококлассные шпионы, а Беатрис обнаруживает в себе не только способность управлять тайной сетью, но и стать лицом благотворительности и меценатства в народе. Беатрис Великобританская защищает автоматонов, Беатрис Великобританская фотографирует Клавдиаду, Беатрис Великобританская выходит замуж.
С Генрихом она знакомится на свадьбе кузины, куда приходит в костюме-тройке, чем вызывает скандал и восхищение. Покушения на жизнь королевы оказываются с двойным дном: Виктория боится потерять контроль в том числе и над дочерью, но вынуждена идти на уступки и закрывать глаза на маленькие бунты. Зато правительство закрывать на них глаза отказывается - и свадьба становится хорошим предлогом показать, что свободолюбие свободолюбием, но у нас тут вообще-то семейные ценности, мда.
У Генриха забавный акцент, он мил. Он разделяет её любовь к технике как любой военный, он не перечит в её стремлении шаг за шагом добиться личной и общественной свободы. Мам, я выбираю его, мам. Ваше Величество, пожалуйте мне Генриха Баттенбергского, раз такая свистопляска.
Они не любят друг друга, но очень хорошо сосуществуют и становятся лучшими друзьями. Спустя два года после свадьбы Генрих погибает в ходе выполнения операции, где служит военным секретарем при командующем. Ей телеграфируют: нет тела. Нет тела, Ваше Высочество и Величество, но мы ищем.
Беатрис не жалеет разве что слепоглухонемой; их пара была известной и признаваемой народом, ничуть не убавившей социальных позиций принцессы. Беатрис нарезает семьдесят два круга вдоль побережья, молчит. Королева молчит в ответ (это моя поддержка, дочь, я могу понять тебя, взгляни). Тело находят в долине спустя три недели; кто? как? зачем? почему там? Хоронят его по ходатайству Беатрис в родном Милане. На этом её брачные похождения, как и изоляция в Букингемском заканчиваются - она говорит об этом матери открыто, и та впервые за долгое время не может возразить.
Конфликт между матерью и дочерью усугубляется, когда Беатрис узнаёт о планах матери на телесные модификации и давлении со стороны Альфреда, усовершенствования ради усовершенствований которого принцесса громко молча не признаёт.
До неё доходят слухи о Гавайском архипелаге и Ирландии - Беатрис склонна думать, что Конфедерация плетет интриги против Империи и намерена выяснить, в чем дело.
До неё доходят слухи о необычайных куклах, которых создают в Поднебесной (дорогая, этот пройдоха утверждает, что видел такую с лицом твоего Генриха, представляешь?).
Стоп, что?..
Среднего роста и приятной, располагающей к себе наружности, Беатрис с детства владела вниманием окружающих, которые задерживались взглядом за белокурые локоны и ясный озорной взгляд, а оставались ради сценки, стиха, песни, наброска на салфетке. Вот я вас сейчас нарисую, только замрите. Вот я сейчас придумала о вас поэму, не откажитесь послушать.
Беатрис знает, что послушают. Знает, что не откажутся, даже те, кто никогда не догадался бы о её происхождении. Но пользуется этим только в исключительных случаях, и никогда не тяготеет стать центром всеобщего внимания без уважительной причины, желательно подкреплённой в положительном ключе действительно из ряда вон выходящим делом.
Принцесса сердец - потому ли, что изо всех девяти детей королева благоволила именно ей, по праву самой младшей ли, самой молодой ли, потому ли, что никогда не боялась проявлять и развивать многочисленные склонности и таланты? Потому ли, что в глазах женщин служит образцом борьбы за свои права и свободы, а мужчин - из-за живого интереса ко всему новому и отсутствия боязни замарать руки? Всё вместе, умноженное на доброе сердце и подвешенный язык, привело её к публичному успеху. Её и Альфреда - более прочих, двое из королевской семьи, кто безукоризненно исполняет свои обязанности, выделяется заслугами и близок к народу. Альфред кивает ей во время официальных встреч, пуговицы на его мундире начищены до блеска так, что пускают зайчики. Беатрис следит за ними взглядом и улыбается в ответ. Кивок и улыбка. Так семья принимает младшую, фаворитку матери, которой позволено больше, чем остальным, зная, что за это уплачено ценой её личной, такой превозносящейся до небес в газетах, свободы.
Беатрис тоже знает. О семье, о тех, кто рядом, о тех, кто далеко, о том, что сегодня говорят в Камбрии, что едят на завтрак в Нортумберленде, почему в Ковентри дождит, и как воспримут окружающие факт, что через пять минут она сядет в свой ваншип и сгоняет в Пул на чай к Солсбери безо всякой на то причины, едва успев переодеться в практичный костюм. Костюм! Принцесса заводит моду на женский костюм, с безапеляционным видом позируя для обложки ежегодника Профсоюза в тройке кремового цвета в тонкую полоску. В карманчике для часов - часы отца, подаренные ей Викторией на двадцатипятилетие. Беатрис не помнит Альберта, но по редкому признанию матери делает вывод, что похожа на него больше старших.
Беатрис знает так много, потому что у Беатрис есть уши и глаза там, где не ступает нога аристократа, где тот же ваншип, уносящий её к южному побережью, не пролетел бы. Беатрис в маске танцует и поёт - и толпа, аплодирующая ей, не подозревает, кому бросает монеты. В прорезях соседних масок - десятки острейших внимательных глаз, ждущих её кивка и улыбки. Тише! Тише.
Девушка в трико слушает.
Принцесса слушает.
Беатрис слышит.
Его Высокопревосходительство, император всея воздушных просторов дворца и чемпион по пикированию с высоты трёх метров, а также гордый обладатель званий "Ваше Стремглавшество" и "Ваше Крыломудрие", августейший Октавиан Август. По его личному скромному мнению и правда самый августейший в Британской Империи, однако, милостиво разрешает верноподданным считать его бабочкой вида "парусник Коцебу". Мал, но стремителен, порывист и могуч, иногда прикидывается тряпочкой по виду и ветошью по уму, в остальное время предпочитает делать вид, что он - очень саркастичная брошь, у которой, слава пару, с умом всё в порядке. Любую информацию любит подавать с лицом "you peasants", если бы у него было лицо. Когда произносит что-то крайне глубокомысленное, вытягивает хоботок, как будто поднимает указательный палец. Если захочет спрятаться, спрячется на виду так, что вы не найдёте.
Помнит любой факт из мировой истории, и любит ввернуть что-нибудь эдакое из разряда "а вот в тыща пятьсот третьем всё было иначе", как будто лично присутствовал при событиях тыща пятьсот третьего. С подозрительностью и тягой закулисным тайнам и подковёрным интригам всё обстоит ещё хуже, чем у Беатрис: та в этом варится, а этот - с удовольствием наблюдал бы за чашечкой чая. Когда кого-то в чем-то подозревает, что случается практически всегда, носится по ветру ненормальным листочком и брыкается тонкими ногами, будто шлёпает оппонента перчаткой по лицу. Сам, кстати, оппонирует Беатрис по любому вопросу, поддерживая её отличную форму в словесном фехтовании; не успокоится, пока она не предоставит ему достойные аргументы. Обращается к Беатрис на "вы", если ни один из его номеров не прокатывает, и та, попирая его высокое положение, грозится приколоть его к броши по-настоящему (вы не деймон, а жопа, император!). Шпильки, булавки, иголки и спицы недолюбливает по весьма личным причинам, которые гордо отказывается называть вслух.
Официально против всех приключений и занятий Беатрис, называя их недостойным промыслом для принцессы, неофициально с гиканьем за. Никому не говорит, но воображает себя гонщиком. Хотя если вам кажется, что в положении бабочки это по меньшей мере смешно, вам кажется - Августа для начала ещё попробуй поймай.
Иссиня-черного цвета крупные бархатные крылья скрывают ярко-красное брюшко и красные же пятна на внутренней стороне; парусник Коцебу - ядовитая бабочка, о чем Август любит напоминать в те моменты, когда чувствует опасность. Тогда же куда-то девается манерность и сводится на нет вербальное общение.
Крещенная архиепископом Кентерберийском в присутствии троих крёстных Беатрис Великобританская подчёркнуто набожна в глазах всего мира, как и полагается члену королевской семьи. Сама Беатрис, скорее, агностик, и с Магистериумом у неё негласные препирательства и затянувшийся конфликт по поводу официальной и чёткой позиции принцессы насчет признания автоматонов прихожанами Церкви. В защиту механизмов Беатрис успешно выступала в лондонском и ливерпульском отделениях, в Кардиффе её выступление встретили негативно. Королевский патрон Профсоюза шахтёров и автоматонов, она искренне гордится разработками своей страны в этой области и имеет массу полезных знакомств среди учёных, занимающихся разработкой механизмов. С интересом и по личным причинам слушает всё, что связано со слухами на эту тему из Поднебесной.
Беатрис, тем не менее, с осторожностью и подозрением относится к техническим модификациям человеческого тела, поэтому с 1883 года, когда эта щекотливая ситуация начала касаться и её семьи, углубилась в исследования, встречи и разговоры с учёными, которые могли бы дать ей ответ, до какой поры безопасно и насколько вообще может быть безопасно править себя по новой моде. Как таковое понятие "моды на протезы" не приемлет, и на этот момент её позиция такова: если от этого зависит жизнь человека, протез допустим. Всё, что связано с личным желанием и намеренным продлением жизни, чуждо Беатрис. Знает о влиянии брата на мать по этому поводу и, хотя и не вступает в открытый конфликт, крайне враждебно относится к подобного рода планам.
Еще одной причиной неодобрения со стороны Магистериума является интерес принцессы к магии (но не алхимии), но поскольку интерес негласный, то и неодобрение - тоже; этот факт может всплывать намёками, если Беатрис ведёт разговор с кем-нибудь из представителей осведомлённых высших чинов церкви, и выступать в качестве усиления неодобрения по поводу ярой поддержки автоматонов.
Это, в отличие от её старшего брата Альфреда, тот случай патриотизма, когда в первую очередь думаешь о насущном благе народа и его жизни и процветании в данное время. У Беатрис всё хорошо и даже отлично с прогрессом, она - первая, кто будет интересоваться открытиями и аплодировать учёным, она первой на просторах Британской империи признает Клоу кумиром, сядет в ваншип и станет в буквальном смысле слова крылатой открыткой с изображением её красного шарфа на фоне синего неба и белоснежного преподнесённого ей в качестве подарка делегацией летательного аппарата.
Но не тогда, когда прогресс угрожает человеческой жизни.
Связь:
Обещаешь? Обещаешь, что по любой?
По нашей с тобой истории можно поставить только надгробия на могилах, и чур чтобы на моей без крестов. Но жирных пупсов с крыльями тоже не нужно, пожалуйста. Вообще, в идеале, концепт можно в рамках бюджета ужать до одной могилы и одного надгробия — твоего.
Ну, рано или поздно придётся, Олдос.
В твоем случае — скорее, рано.
Ну что как про смерть, так ты сразу заводишься, Олдос!
Или это потому, что я вспомнил о твоем почившем в бозе крестному бате, Олдос?
Но он так хорошо горел!Перемена в лице состоялась по плану ровно в пять тридцать три пополудни, спешим поздравить вас с прибавлением, у вас демон. Можем предложить опции по передаче в органы опеки, а хотя нет, не можем. Счастливого вам нового года, и пусть удача
а хотя, какая удача, Олдос.
Посмотри на себя, о чем может идти речь.
Перемена в лице происходит сильнее ожидаемого, и я почти готов поставить на то, что ли либо разрыдаешься, либо предпримешь гордую попытку разрыдаться уже после того, как вспомнишь, что деды тоже воевали, и ты можешь повторить.
И,
в глубине души,
я очень рад, что выбираешь второе.
Перемена остаётся где-то в быстротекущем прошлом; лицо напротив приближается стремительно и проходит по касательной, чтобы я мог в полной мере убедиться, что ты отчаянно несогласен с утверждением про пидора. Рука грабастает меня за загривок, и по руке бегут мурашки, а я,
я, наблюдающий за этим всем с некоторой оттяжкой, хочу улыбаться, пить брют и потом пересмотреть это всё с другой камеры. Жаль, мы не пригласили оператора; жаль, что ты так плохо обо мне думаешь.— А ты закрой глаза и представь, что меня тут нет, — я всегда так делаю, — от всей души горячечно и по секрету шепчу я совет, прежде чем с грохотом обрушиться на пол. Нужно было выбрать амишей и убрать волосы под платочек, да. Или отстричь тебе руку. Что все еще рабочий вариант.
Мой хохоток отбивается от стен маленькой гостиной и тонет в заходящемся кашле. Ты посмотри, какой я эффективный менеджер, Олдос: еще ничего нигде, а ты уже вспоминаешь заклинания на латыни.Что-то внутри моего нового, еще не обносившегося тела, начинает отторгать лёгкие.
Альвеолы слипаются, как если бы я за раз залил их смолой и кислотой, а потом вымешал бы и пустил на оконную замазку. Дышать — стабильная человеческая составляющая — становится нереализуемой задачей. Возмущение в моих глазах читай как "ахтыжблядина ты сучья, о девочке подумой". Но ты, кинг, как был сукой, так ею и остаёшься. Интересно, что на этот счёт думает Хитклифф?
Тебе плевать на девочку, её лёгкие, оскорбленные чувства твоего лучшего друга, Вселенную и вообще.
Всё, что тебе в данный момент хочется — делать больно.
Очень больно.
И кто, дорогие читатели, здесь из нас настоящая изнаночная паскуда?..— Т... — я едва разжимаю зубы, — варь.
Что ж, ладно.
Я пытался с цветами, но ты можешь пожевать говна.
Рука, которая остаётся придавленной к столу, выворачивается в плечевом суставе до сухого треска, вспарывающего заклинание, как горячий нож. Поток слов прекращается, я получаю глоток воздуха и семь секунд, чтобы расправить сложенный в груди пакетик в подобие того, чем можно питаться
духовно
метафизически
тварью ты был, еще когда в поздние двадцать зыркал на меня исподлобья в ритуальном кругу. Тебя плохо научили манерам, Маугли.На пол я выхаркиваю кровь и тяжёлый вздох. У тебя платок торчит из кармана, знаешь? Может, найдем лезвие?
Я тебя
побрею.
Верну улыбке былое обаяние.
— Я возьму утереться, ладно? — кусок ткани быстро впитывает железистое месиво, а еще служит небольшим щитом выхватить паркер и всадить тебе под колено, чтобы ты оказался на полу глаза в глаза со мной. Руку обжигает, но своих способностей я не теряю.Так близко друг к другу, да, Кинг?
Лучше бы поцеловал.
— Примешь, как данность, или продолжим пиздиться, и я сломаю тебе вторую руку?
